Homo conservat multa.

* * *

Суесловье как цель – просто смех и грех,
Но давайте посмотрим почти всерьёз:
Не оправдывает – ни одна из всех,
Так какой же с неё и спрос?
А какие там средства свезёт Пегас,
И достанется ль всаднику за труды
На кленовом листочке – последний раз –
Конденсат кастальской густой воды, –

Глубоко безразлично душе моей.
Полдень, оцепененье, простор, печаль,
И качает Осени колыбель
Холодеющий Парсифаль.
Он уже не спешит к тебе, авари,
Понапрасну таят колдовскую мощь
Алюминиевый палантин зари
И латунные латы рощ,

Где дурманит дыханье земли сырой,
Чуть мерцают последние светляки,
Ледниковые камни хранят покой,
Стерегут кладенцы-клинки.
А над ними разносится звёздный звон,
Демиург вращает гончарный круг;
На Весы надвинулся Скорпион
И Стрелец поднимает лук.

Светоч мертвых, чёрное солнце слёз,
Солнце белых зверей и былинных птиц,
Осени этот край голубых берёз
И хрустальных почти ресниц.
Озари снеговую тропинку мне
И ступай – на другом континенте ждут! –
Этой ночью – я знаю – в её окне
Ледяные папортники цветут.

Не выглядывай: холодно. Погоди,
Что ты хочешь увидеть, чего ты ждешь?
Я не гость – не рыдать на твоей груди,
Ни снопы собирать под нож.
Под пыланьем жар-цвета разрыв-травы
Я спокойно пройду, ничему не рад,
И, форсировав городские рвы,
Потеряюся в снегопад.

ВК

ФРАНЦУЗСКИЙ ВЕК – I

Элизиум на земле.
Дарован – годов на сто:
К последним стихам Шенье
От первых картин Ватто.

Сиятельнейший Версаль
Вне власти глухой тоски.
Блаженная пастораль,
Пастушки и пастушки.

Изысканные слова,
Мерцание томных глаз,
Плюмажи и кружева,
Поклоны и контреданс,

Хрустальных бокалов хмель,
Фарфоровых чашек звон…
Пастушеская свирель
Баюкает Трианон.

Покуда есть голос – пой!
Покуда крыла – пари!
И с поднятой головой –
Под своды Консьержери.

ВК

ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ

Давя мятежи команды,
Сквозь моря лихие фокусы,
Всегда перпендикулярно
Трепещущей стрелке компаса,

Не сбившись ни на полрумба!
Где твёрдость такую видели?!..
Беспомощный смех Колумба,
Который доплыл – до Индии.

ВК

Виталий Кольцов

«ДВЕНАДЦАТЬ»

Ночь. Ледяная рябь канала.
Пурга свирепствует окрест.
Сегодня Балтика стонала:
Там поднимался норд-норд-вест,

Шептал жестокие укоры
Изгибу тёмных берегов,
Бросая в стены Эльсинора
Густое крошево снегов.

Принц Датский, думами объятый,
Давно отчаялся уснуть;
Из башен пьяные солдаты
Стреляли в бешеную муть,

А на престоле нынче Каин,
На площадях – народный крик…
Сегодня Гамлет гениален.
Он всё увидел и постиг.

Все раны меж людьми и Богом,
Сплетение добра и зла…
И он бессмертным монологом
Роняет смутные слова.

Но там, за стрельчатою рамой,
За пеленой слепящих вьюг,
Куда им пущены упрямо
Изнеможенье и испуг,

Смущённая могучим гулом,
Не разгадав значенья слов,
Его Офелия тонула
В колючем венчике стихов.

* * *

И в Калке-реке
Не отразилось небо.
У тёмной воды поставило нас одних.
Не столько собственно за Бориса и Глеба –
За всех, кому не достало места в святых.
Раскосая тьма сдавила единым страхом
Владимир и Галич, смердов и княжий род.

Случилось это под городом Волновахой,
Куда от Донецка суточный переход.

ВК

Виталий Koльцoв
( Как самая душа огня... )

Баурзир Инголдо анОфир

* * *

Выдох в ночи: Ар-Миналэт.
Пенные гребни бьются о звезды.
Нет.
Не долететь, не вернуться: поздно,

Вод
Грязная пена течет с утесов;
В море, за сотню ударов весел,
Пропасть оборванная зовет.

Не заглянуть в могилу:
Сон.
Западней запада закатилось
Солнце моих знамен.

В дом, где я был рожден,
Через окно проскользнула рыбка…
Сон!
Вплавилась в губы мои улыбка.

Это
Сон, понимаешь?
Счастье есть.
Там, впереди – краешек света,
В шаге одном наша победа…
…Вырваны корни Ар-Миналэта,
С кем же я здесь?

Разве с тобой? –
Пращур-звезда, утешенье горя,
Тоже чего-то ждешь ты из моря,
Эстель седой?

Ровно десять лет назад в эти самые дни неудержимо наступала грозная весна 1996 года…
К десятилетию написания.

Виталий Кoльцoв
( Солнце завтра не встанет. Но тебе вставать все равно придется. )

Первая. Само лукавство. Искрами, искрами играющий взгляд – россыпь солнечных бликов, плескающаяся в летнем ручье. Девушка, которая способна отдаться в вальсе так, как мало кто умеет даже в постели.

Вторая. Невзначай, случайно умеющая разбередить старую рану – да, нанесенную другой. Так что я, шалея от сладости этой боли, внятно и однозначно свидетельствующей, что да, я жив, почти хотел сделать шаг. И видя, что она – другая. И ослепнув. И – о детство – готовый стать другим. А, ладно, впрочем, предположим, она не придет.

Третья. Что важно – ее может никто не пригласить. Как, впрочем, и любую из них – там будет соотношение четыре к одному, уверен – и у произвольного одного-то то своя девушка, то свое хобби… Итак, третья. Неуловимый пушистый шлейф задора, маньеризма и куртуазии, волшебной защитой увивающийся вокруг да около. Ах, этот мех – колдовской горностай, рождающийся раз в столетие, когда зеленый луч пробивается сквозь закат и падает на поляну семи источников у самого подножия Броселиандских гор! Да что я вам рассказываю, вы ничего не понимаете в колдовских горностаях. А там, а там – если кому-то доверят – глаза в глаза – поверх магической муфты… А, так вы и в сказки не верите? Хорошо, я уже быстро.

Четвертая. Прозрачная и звонкая, как чистая льдинка. До такой страшно дотронуться – вдруг растает? сломается? Сбежит прохладными каплями – неисправимо. А ведь она научилась надо мной смеяться – это большая редкость, это, наверное, нужно беречь. Помните, как Луч в ранних преданиях: я, мол, не люблю этого нольдо, но ведь никто больше так хорошо не смотрел, как я танцую. Прости, папа, я в Ангбанд. Что-то в этом есть, правда-правда?

Пятая. Вот. Огнем почерневших солнц я клянусь, что не осталось иной заступницы моему сердцу. И присягаю в том, что нет даже ее – не помнящей меня и не верящей мне.

Шестая. Ах, сны мои становятся все тяжелее… Все безвозвратней. Маленькая женщина, чей взгляд уберег от развоплощения все цвета мира. Жар мой. Владычица моя. Дитя в руках моих и гроза во внезапных тучах, сладкая боль моих снов предутренних и снулая смерть пробуждений. Навсегда.

Седьмая. Незнакомая девочка с бездонными вечерними глазами. Почему-то похожая на молодую Йовин – да ничем, в сущности, не похожая. Робкая или смелая: детская. Рождающая где-то глубоко и всласть легкую паузу на выдохе. Такую маленькую, что может заметить только очень подозрительный наблюдатель. Я. Любопытно: последнее время я стесняюсь заговаривать с по-настоящему юными девочками. Боюсь я, что ли, чтоб тайный яд страницы знойной… Вроде как не подойдешь же знакомиться с пылающим кровоподтеком через лицо? – испугается… ну, нехорошо как-то. Что бы такое над собой учудить в рамках самопросветления?

Он с досадой уставился в зеркало. Блин, ну и кого же я буду приглашать на полонез? Вот как заявятся туда из них все семеро…

ВК ;))))
P.S. Комментарии скрываются. Открывать не буду.
P.P.S. Нет, я в конце не расскажу, кто есть кто. Хотя в привате какие-то отдельные догадки могу подтвердить или опровергнуть.